Мой начальник отпустил меня домой переодеть брюки, на которых он заметил пятна засохшей крови. Я не возражал.
      Дыра в моей щеке все никак не заживает. Я иду на работу, а мои подбитые глаза похожи на черные бублики, посередине которых что-то вроде двух узеньких сфинктеров - через них-то я и смотрю на мир. До сегодняшнего дня меня расстраивало, что никто не заметил, как я превратился в полностью погруженного в медитацию учителя ДЗЕН. Я принадлежу к школе ФАКС. Я пишу эти маленькие стишки, которые называются ХАЙКУ и посылаю их всем по ФАКСУ. Когда я прохожу через холл нашей конторы, и ВСЕ с нескрываемой враждебностью смотрят на меня, я испытываю полный ДЗЕН.
      Пчелы и трутни
      Улей вольны оставить.
      Матка - рабыня.
      Раздай все твое имение и машину твою, и поселись в арендованном доме, в заваленной токсичными отходами части города и слушай, как по ночам Тайлер и Марла в соседней комнате называют друг друга подтиркой для жопы.
      Получи, ты, подтирка для жопы!
      Я сказал тебе, делай, ты, подтирка для жопы!
      Заткни пасть! Остынь, крошка!
      В сравнении с этим я выгляжу как маленький спокойный центр вселенной.
      И вот я, с подбитыми глазами и с засохшей коркой крови на брюках, захожу в контору и говорю всем ПРИВЕТ. ПРИВЕТ! Посмотрите на меня, ПРИВЕТ! Я - полный ДЗЕН. Это - КРОВЬ. Это - НИЧТО. Привет. Ничто не имеет значения, и чувствовать себя ПРОСВЕТЛЕННЫМ - это так КЛЕВО.
      Вздох.
      Взгляд.
      Там за окном. Птица.
      Начальник спрашивает, моя ли это кровь.
      Птица летит по ветру. Я сочиняю в уме крошку-хайку.
      Лишившись гнезда,
      Птица весь мир обретет.
      Жить ради жизни.
      Я проверяю на пальцах: пять слогов, семь, снова пять.
      Ах, кровь, моя ли?
      Ага, отвечаю я. Отчасти.
      Ответ неправильный.

      Какая, в конце концов, разница. У меня две пары черных брюк, шесть белых рубашек и шесть смен нижнего белья. Необходимый минимум. Я хожу в бойцовский клуб. Чего тут необычного.
      - Отправляйся домой, - говорит начальник. - Переоденься.
      Я начал задумываться над тем, не являются ли Тайлер и Марла на самом деле одним и тем же лицом. Если не считать того, что они трахаются каждую ночь в комнате Тайлера.
      Трахаются.
      Трахаются.
      Трахаются.
      Тайлер и Марла никогда не находятся в одной и той же комнате. Я никогда не видел их вместе.
      Ну и что, вы никогда не видели вместе меня и За За Габор, но это ведь не означает, что мы - одно и то же лицо. Просто Тайлер никогда не выходит из комнаты, когда у него в гостях Марла.
      Чтобы я мог постирать брюки, Тайлер должен научить меня варить мыло. Тайлер где-то наверху, а на кухне пахнет гвоздикой и паленым волосом. Марла сидит за кухонным столом, прижигает длинной ароматизированной сигаретой себе запястье и называет себя подтиркой для зада.
      - Я принимаю свое болезненное гнойное состояние как данность, - говорит Марла, обращаясь к огоньку сигареты.
      Марла вкручивает сигарету в белую мякоть своей руки:
      - Гори, ведьма, гори!
      Тайлер наверху, у меня в комнате, скалится в мое зеркало, изучая свои зубы. Он говорит мне, что устроился на временную работу официантом на банкетах.
      - В отеле "Прессман", если есть свободное время по вечерам, - говорит Тайлер. - Такая работа способствует развитию чувства классовой ненависти.
      Ладно, говорю я, мне плевать.
      - Бабочку выдает администрация, - добавляет Тайлер. - От тебя потребуются только черные брюки и белая рубашка.
      Мыло, Тайлер, говорю я. Нам нужно мыло. Я должен постирать брюки.
      Я держу ногу Тайлера, пока он делает двести приседаний на одной ноге.
      - Чтобы сделать мыло нам потребуется высококачественный жир, - говорит Тайлер.
      Тайлер - кладезь ценной информации.
      За исключением того времени, когда они трахаются, Марла и Тайлер никогда не находятся в одной комнате вместе. Когда Тайлер со мной, Марла избегает его. Мне это знакомо. Точно так же вели себя друг с другом мои родители перед тем, как мой отец собрался открыть филиал семьи в другом городе.
      Мой отец всегда говорил:
      - Женись, прежде чем секс тебе надоест, иначе вообще никогда не женишься.
      Моя мать всегда говорила:
      - Никогда не покупай вещей с пластмассовой молнией.
      За всю свою жизнь мои родители ни разу не сказали чего-то такого, что хочется вышить шелком на своей подушке.
      Тайлер сделал сто девяносто восемь приседаний. Сто девяносто девять. Двести.
      На нем тренировочные шорты и что-то вроде халата для ванной из рифленой резины.
      - Сделай так, чтобы Марла свалила из дома, - говорит Тайлер. - Пошли ее в магазин за банкой щелочи. Только пусть купит щелочь в хлопьях. Ни в коем случае не кристаллическую. В общем, как-нибудь избавься от нее.
      Мне шесть лет и я работаю курьером: доставляю сообщения от отца матери и наоборот. Мои родители не разговаривают друг с другом. Я ненавидел это, когда мне было шесть лет. Я ненавижу это и сейчас.
      Тайлер начинает делать "ножницы", а я спускаюсь вниз, говорю Марле про щелочь в хлопьях и даю ей десять долларов и проездной на автобус. Марла по-прежнему сидит за столом и курит сигарету, которая пахнет гвоздикой. Я вынимаю сигарету у нее из пальцев. Нежно и спокойно. Затем посудной тряпкой я стираю ржавые пятна на руке Марлы там, где пузыри от ожогов начали кровоточить. Затем я вдеваю поочередно ее ступни в туфли на высоком каблуке.
      Марла смотрит, как я изображаю принца из "Золушки", и говорит:
      - Я решилась зайти. Думала, дома никого нет, а дверь у тебя все равно не запирается.
      Я молчу в ответ.
      - Знаешь, - говорит Марла, - презерватив - это хрустальный башмачок нашего поколения. Надеваешь его при встрече с незнакомцем, танцуешь до утра, а затем выбрасываешь в мусор. В смысле, презерватив, а не незнакомца.
      Я не разговариваю с Марлой. Она может чесать языком в группах поддержки и с Тайлером, но со мной подружиться ей не удастся.
      - Я прождала тебя здесь все утро.
      Пепел ли ветер
      Принес или снежинки -
      Камню нет дела.
      Марла встает из-за кухонного стола. На ней голубое платье с короткими рукавами из какого-то блестящего материала. Марла задирает подол, так что я вижу швы на изнанке платья. На Марле нет нижнего белья. Она подмигивает мне.
      - Я хотела показать тебе мое новое платье, - говорит Марла. - Это свадебное платье ручной работы. Тебе нравится? Я купила его у старьевщика за один доллар. Представляешь, кто-то сидел и делал все эти крошечные стежки, чтобы сшить это дрянное, дурацкое платье, - говорит Марла.
      Подол платья с одной стороны длиннее, чем с другой, а пояс сполз Марле на самые бедра.
      Прежде чем уйти в магазин, Марла поднимает еще раз подол кончиками пальцев и кружится вокруг меня и кухонного стола, виляя голыми ягодицами. Она никак не может понять, говорит Марла, почему это люди с такой легкостью выбрасывают то, от чего они были буквально без ума ночь назад. Рождественская елка, к примеру. Миг назад она была в центре всеобщего внимания. И вот, вместе с сотнями таких же елок, лежит никому не нужная в кювете вдоль шоссе, блестя фольгой, золотой и серебряной. Смотришь на эти елки и думаешь то ли о жертвах дорожно-транспортного происшествия, то ли о жертвах сексуального маньяка, который бросает их связанными черной изолентой и с нижним бельем, вывернутым наизнанку.
      Как я хочу, чтобы она, наконец, свалила.
      - Я была в Центре бродячих животных и подумала об этом, - говорит Марла. - Там все эти звери, все эти песики и кошечки, которых хозяева любили, а потом выбросили на улицу, из кожи вон лезут, чтобы ты обратил на них внимание, потому что через три дня им впрыснут смертельную дозу фенобарбитала натрия, а затем сожгут в крематории для домашних животных. Такой вот Освенцим для некогда любимых. И даже если кто-то любит тебя до такой степени, что однажды спас тебе жизнь, то тебя, как минимум, уж точно стерилизуют.
      Марла смотрит на меня так, словно это я ее трахаю:
      - Но ведь последнее слово всегда остается за тобой?
      Марла идет к двери, напевая тему из этого дурацкого "Списка Шиндлера".
      Я провожаю ее взглядом.
      После ухода Марлы на две секунды воцаряется молчание.
      Я оборачиваюсь. У меня за спиной стоит Тайлер.
      Тайлер спрашивает:
      - Ну что, избавился от нее?
      Он всегда появляется беззвучно, этот Тайлер.
      - Для начала, - Тайлер распахивает холодильник и начинает рыться в нем, - для начала надо вытопить сало.
      По поводу начальника Тайлер говорит мне, что если и вправду не хочу читать депеши от него, то мне достаточно пойти в почтовое отделение, заполнить заявление о смене адреса и пусть все его цидульки отправляются прямиком в какую-нибудь богом забытую дыру в Северной Дакоте.
      Тайлер извлекает из морозильника пластиковые пакеты с чем-то белым и замороженным и складывает их в мойку. Я же тем временем ставлю котел на плиту и наполняю его водой. Мало воды нальешь, и вытапливаемый из сала жир сразу потемнеет.
      - В этом жире содержится очень много солей, так что чем больше воды, тем лучше, - говорит Тайлер.
      Кладем сало в воду и доводим воду до кипения.
      Тайлер выдавливает в воду белую гущу из каждого мешка, а пустые мешки складывает в контейнер для мусора.
      И говорит:
      - Шевели мозгами. Вспомни всю эту чушь, которой тебя учили в бойскаутах. Вспомни курс химии для старших классов.
      Трудно представить себе, что Тайлер когда-то был бойскаутом.
      А вот еще что я могу сделать, по словам Тайлера. Могу поехать к дому начальника и подключиться через шланг к патрубку системы водоснабжения его дома. Взять ручной насос и вкачать в систему некоторое количество промышленного красителя. Красного, зеленого, голубого - неважно. А потом посмотреть, как мой начальник будет выглядеть на следующий день. А еще можно сесть в кустах и при помощи того же насоса поднять давление в системе до семи атмосфер. Когда кто-нибудь пойдет в туалет и сольет воду, бачок взорвется. При десяти атмосферах, если кто-нибудь откроет душ, с душа сорвет насадку, и она полетит вниз со скоростью пушечного ядра.
      Тайлер хочет поддержать меня морально. Но, если честно, я люблю моего начальника. Я же теперь просветленный. Почти как Будда. Паук в центре хризантемы. Алмазная сутра и космическая мантра. Хари Рама, ясное дело. Кришна, Кришна. Одним словом, Просветленный.
      - Оттого, что ты засунул в жопу перо, - говорит Тайлер, - ты еще не стал павлином.
      Сало топится, и жир всплывает на поверхность воды.
      Ах так, говорю я, значит, это я воткнул в жопу перо?
      Словно оттого, что у Тайлера все руки покрыты сигаретными ожогами, душа его продвинулась на высший уровень. Мистер и миссис Подтирки Для Жопы. Я придаю своему лицу невозмутимое выражение и превращаюсь в одну из тех индийских коров, которых время от времени приходится отстреливать работникам аэропортов.
      Уменьшить огонь на плите.
      Я перемешиваю кипящую воду.
      Все больше и больше жира всплывает на поверхность воды, пока не образуется толстый слой перламутрового цвета. Сними слой жира большой ложкой.
      Итак, спрашиваю, что там Марла?
      Тайлер говорит:
      - Она, по крайней мере, хочет дойти до точки. Я перемешиваю кипящую воду. Снимать жир надо до тех пор, пока он не вытопится весь. Только жир, вытопленный подобным образом, обладает хорошим качеством. Только такой жир нам и нужен.
      Тайлер говорит, что я не хочу дойти до точки. А если не дойти до точки, то нечего и надеяться на спасение, Иисус пошел на распятие. Дело не просто в том, чтобы отказаться от денег, собственности и положения в обществе. Такой пикник может себе позволить каждый. Дело в том, что от самосовершенствования я должен перейти к саморазрушению. Надо начинать рисковать.
      Это, в конце концов, не научный семинар.
      - Если струсишь, не дойдя до точки, - говорит Тайлер, - у тебя ничего не выйдет.
      Воскрешение возможно только после полного саморазрушения.
      - Только потеряв все, - говорит Тайлер, - мы приобретаем свободу.
      Интересно, есть такая вещь, как преждевременное просветление?
      - Мешать-то не забывай, - говорит Тайлер.
      После того, как весь жир вытопился, слить кипяток. Вымыть котел и наполнить его свежей водой.
      Я спрашиваю Тайлера, неужели мне еще так далеко до точки?
      - Ты даже и представить не можешь себе, говорит Тайлер, - как далеко.
      Повтори процесс со снятым жиром. Растопи его в водяной бане и снимай верхний слой.
      - В сале, которое мы используем, очень много солей, - говорит Тайлер, - а если солей слишком много, то мыло не затвердеет.
      Растапливай и снимай.
      Марла возвращается.
      В тот же момент, как Марла открывает раздвижную дверь, Тайлер исчезает. Он пропадает так стремительно, словно кинулся из комнаты наутек.
      Может, пошел наверх, а может - в подвал спустился.
      Подлый трус.
      Марла возвращается, неся в руках пластмассовую канистру со щелочью в хлопьях.
      - У них там, в магазине, была туалетная бумага, изготовленная на сто процентов из переработанной туалетной бумаги, - говорит Марла. - Ну и работенка, наверное, перерабатывать туалетную бумагу.
      Я беру канистру и, не сказав ни слова, ставлю ее на стол.
      - Могу я сегодня остаться на ночь? - спрашивает Марла.
      Я считаю в уме слоги: пять, семь и снова пять.
      Улыбка змеи,
      Тигра приветливый взгляд:
      Ложь - источник зла.
      Марла говорит:
      - Что это ты такое варишь?
      Я - Точка Кипения Джо.
      Вали отсюда, просто вали и не задавай вопросов. Что тебе, мало того времени, которое ты у меня уже отняла?
      Марла хватает меня за рукав и задерживается на секунду, чтобы поцеловать меня в щеку.
      - Позвони мне, - просит она, - Пожалуйста, позвони, нам надо с тобой поговорить.
      Я повторяю: да, да, да, да, да.
      Как только Марла выходит из дома, Тайлер возвращается.
      Словно по волшебству. Мои родители в совершенстве владели этим волшебством. Они упражнялись в нем пять долгих лет.
      Я вытапливаю жир, а Тайлер тем временем освобождает место в холодильнике. Клубы пара заполняют все вокруг, и вода капает с потолка кухни. На задней стенке холодильника горит сорокаваттная лампочка. Свет ее с трудом пробивается через ряды пустых бутылок из-под кетчупа и банок с маринадом. Но и этого мне хватает, чтобы отчетливо рассмотреть профиль Тайлера.
      Вытапливай и снимай слой. Вытапливай и снимай слой. Сливай жир в пустые картонки из-под молока со срезанным верхом.
      Пододвинув стул к открытому холодильнику, Тайлер следит за тем, как застывает жир.
      Я становлюсь на колени перед Тайлером рядом с холодильником, и Тайлер показывает мне линии у меня на ладонях. Линия жизни. Линия любви. Бугры Венеры, бугры Марса. Вокруг нас - холодный туман, наши лица освещены тусклым светом.
      - Окажи мне еще одну услугу, - просит Тайлер.
      Ты имеешь в виду Марлу, не так ли?
      - Не смей мне даже говорить о ней. И не смей говорить с ней обо мне у меня за спиной. Обещаешь? - настаивает Тайлер.
      Обещаю.
      - Если ты упомянешь меня при ней, то больше никогда меня не увидишь.
      Обещаю.
      Обещаешь?
      Обещаю.
      Тайлер говорит:
      - Запомни, ты пообещал мне это трижды.
      Слой какой-то густой и прозрачной жидкости собирается на поверхности жира в холодильнике.
      Жир, говорю я, разделяется.
      - Все правильно, - замечает Тайлер. - Это глицерин. При производстве мыла его смешивают с твердым жиром. А мы его снимем.
      Тайлер облизывает губы и кладет мою руку ладонью вниз к себе на колено, покрытое полой его халата из рифленой резины.
      - Если смешать глицерин с азотной кислотой. получится нитроглицерин, - говорит Тайлер.
      Я делаю глубокий вздох и повторяю слово "нитроглицерин".
      Тайлер еще раз облизывает губы и влажным ртом прикладывается к тыльной стороне моей ладони.
      - Если смешать нитроглицерин с натриевой селитрой и опилками, то получится динамит, - говорит Тайлер.
      След его поцелуя влажно блестит на моей белой руке.
      Динамит, повторяю я, и присаживаюсь на корточки.
      Тайлер откручивает крышку на канистре со щелочью.
      - Им можно взрывать мосты, - добавляет Тайлер.
      - Если смешать нитроглицерин с парафином и дополнительным количеством азотной кислоты, то получится пластит, - говорит Тайлер. - Им можно взорвать даже небоскреб.
      Тайлер наклоняет канистру со щелочью над влажным следом поцелуя на моей руке.
      - Это химический ожог, - объясняет Тайлер. - Это больнее, чем все, что ты знал до сих пор. Больнее, чем тысяча сигарет одновременно.
      Поцелуй блестит на моей руке.
      - Шрам останется навсегда, - предупреждает Тайлер.
      - Если у тебя будет достаточно мыла, ты сможешь взорвать весь земной шар, - говорит Тайлер. - А теперь помни, что ты мне обещал.
      И Тайлер высыпает щелочь из канистры.
 

 

Назад

Содержание

Далее